– Ты спишь там?

Нюта кивнула. Бросилась в глаза фотография Мокшафа на стене у изголовья ее ложа.

– Ну, тогда я буду спать здесь, – сказала я, садясь на кровать с той же стороны, но у двери.

– А я всегда выбираю место у окна, – сказала Нюта.

– Я обычно тоже. Но в этот раз пусть месту у окна обрадуется кто-то из наших новых соседок.

– У нас не будет никаких новых соседок. Это двухместная комната, – сообщила Нюта.

Вот все и прояснилось: в корпусах для ретритеров и правда все комнаты были четырехместными, но это не мешало им по случаю становиться двухместными, а в особых случаях – и одноместными.

– Мне вообще-то обещали, что в этой комнате буду только я. Это связано с моим процессом восстановления. Но секретариат оставил за собой право подселять ко мне в отдельных случаях кого-то из ретритеров, – объясняла мне Нюта.

Она относилась к «старожилам». В «Трансформатор» приезжали не только на ретриты, но и для того, чтобы пожить здесь какое-то время. Таких обитателей называли «старожилами» независимо от того, сколько времени они здесь проживали.

– Процесс восстановления с помощью медитации? – полюбопытствовала я.

– Не только.

Я услышала от Нюты, что она страдает перфекционизмом. Он довел ее до нервного срыва в последнюю сессию. В результате ей пришлось взять академический отпуск, и вот она теперь в «Трансформаторе». Работает с успехом над собой по индивидуальной программе внутреннего развития, составленной с учетом ее нервного истощения, и по мере возможностей помогает работникам секретариата в бытовых и организационных вопросах. Если ей кого-то подселяли, то она, как и все старожилы, должна была становиться для своей соседки «пунктом помощи». Эта подробность меня заинтересовала.

– В каком смысле «пунктом помощи»? – спросила я.

– Мы должны поддерживать ретритеров в соблюдении «режима полного безмолвия». Заботиться, чтобы они не поддавались старой привычке болтать языком, когда становится тошно. Ну и помогать им с решением мелких бытовых проблем, которые мешают проводить ретрит.

– Ну а если будут проблемы с медитацией?

– С такими проблемами надо обращаться к Парджаме. Она поможет разобраться, что в твоем индивидуальном процессе проблема, а что – нормальное явление, – разъясняла Нюта с ученической серьезностью.

Раздался гонг, возвещавший о начале завтрака. Нюта вызвалась ждать меня, пока я переоденусь и приведу себя в порядок, чтобы потом вместе отправиться в кантину.

Кантина размещалась в здании того же типа, что и спальные корпуса, только одноэтажном. Над входной дверью висел портрет Мокшафа, приветствовавшего всех входящих по-индийски: голова приклонена к сложенным вместе ладоням, улыбка на губах, выглядевшая смущенной. Здесь в нем было еще много от Феди, и я невольно ему улыбнулась, а Нюта поприветствовала его так же, как это делал он.

Мы прошли в зал, где стояли в два ряда обеденные столы, на шесть мест с одной стороны, на десять – с другой. На раздаче уже никого не было. Мы с Нютой взяли подносы и двинулись вдоль стеллажей, выбирая для себя из того, что осталось.

Нюта наполняла свой поднос быстро и скоро от меня оторвалась. Пока я выбирала, что взять, ко мне присоединилась девушка, в которой я узнала ту, что разглядывала меня в приемной секретариата. Она со мной заговорила.

– Круассанов уже нет. А сыр остался только российский.

– Но обилие булочек поражает, – поддержала я разговор.

– Это обилие напоследок. С завтрашнего дня его больше не будет. Когда начинается ретрит, начинается и пост. Я Агата, а ты?

– Мария, – назвалась я.

– Моя лучшая подруга тоже Маша, – сказала она.

Потом мы вместе остановились у бака с горячей водой.

– А где кофе? – спросила я Агату.

– Кофе здесь не бывает.

Агата приехала сюда на ретрит во второй раз и знала все порядки. Когда мы с ней вместе подошли к столу, где уже устроилась Нюта, оказалось, что девушки знакомы друг с другом: они были вместе на одном из первых ретритов, организованных в «Трансформаторе».

– Я теперь старожил, – сообщила Нюта Агате.

– Ты же тогда вроде уехала одновременно со мной и не собиралась больше приезжать сюда на ретриты.

– Уехала, а потом вернулась на проживание.

– И довольна?

– Очень.

– А я вот не очень. В прошлый раз я получила комнату на двоих, а теперь мне в ней отказали, как я ни просила.

Я вспомнила об услужливости Парджамы и опять озадачилась: так в чем же дело?

Агата спросила Нюту:

– У тебя в комнате сколько человек?

– Я в такой же комнате, как и все, – сказала Нюта и перевела разговор на другое. – А как тебе все остальное? Я помню, в прошлый раз ты была от всего в восторге.

– Была. Потому и приехала. Но в «Трансформаторе» многое изменилось. Мокшаф-то теперь не дает вечерние даршаны.

– Будут его видеодаршаны. В каждый новый заезд делаются новые записи.

– Это что, по-твоему, одно и то же?

– Ну, конечно, не совсем одно и то же. Поэтому будут еще даршаны Малгеру.

– Видела я вчера Малгеру. Это явно нереализованная личность.

– Как ты так можешь говорить? Откуда тебе это знать?

– Да все просто. У реализованных – особое излучение. А у Малгеру нет его.

– У тебя в этот раз деструктивный настрой. Ты собираешься что-то с ним делать? – спросила Нюта.

– Ну, начинается…

Агата встала, взяла в руки свой поднос и пересела за другой стол, в стороне от нашего.

Нюта расстроилась. Щеки ее покраснели, губы сжались. Она сидела с минуту с опущенными глазами и потом сказала:

– Не понимаю, зачем давать волю своему негативу. И вредить другим.

Я выразила ей сочувствие и спросила, что значит «реализованный».

На лице у Нюты отпечатался риторический вопрос «Ну как можно этого не знать?», но она его не озвучила, а вместо этого объяснила, что реализация – это полное и устойчивое просветление, а оно – главная жизненная цель для каждого буддиста.

– Просветление – это что-то вроде озарения?

Нюта растерянно заморгала, не зная, что ответить, а потом сказала:

– О таком сравнении я не слышала. Я слышала другое. Просветление похоже на пробуждение от сна со сновидениями. Это когда у тебя открываются глаза и ты видишь все, как оно есть в действительности. Все, что непросветленный человек думает о реальности, большей частью так же далеко от действительности, как сновидения.

В качестве примера реализованной личности, которую она знает лично, Нюта назвала Мокшафа.

– А Магару? Он, по-твоему, тоже реализованный?

– Во-первых, не Магару, а Малгеру, – поправила меня Нюта. – Во-вторых, это не он, а она. А в-третьих, у нас здесь не обсуждают руководителей лагеря.

– Она?! Малгеру – это женщина?

Что все думают, когда слышат о появлении рядом с лидером женщины? Вот и я это подумала. Выходит, теперь у Мокшафа новый «дуэт» – дуэт с Малгеру. А что Элеонора? Да и здесь ли она сейчас?

Взгляд Нюты стал напряженнее.

– Ну да, женщина. Что-то не так?

– Да нет, все так, все хорошо. Я просто соображаю. И давно Мокшаф поставил вместо себя эту Ма… Мале…

– Малгеру, – помогла мне Нюта с этим трудным именем. – Ты все неверно понимаешь. Он не поставил